Человек – существо сложное, конечно… Я, правда, считаю, что чаще это он сам так о себе думает. А
вообще-то не сложнее он кольчатого червя. Что там, что здесь в основе
всего – самая примитивная физиология. Бывало, слушаешь, на какой-нибудь
тусовке, как иной «интеллектуал» токует (что твой тетерев) о своём
сложном внутреннем мире – и что-де занимают-то его исключительно высшие
материи, что-де он есть существо высокодуховное, и что с
домашними-то он исключительно стихами, на худой конец, только
по-французски, разговаривает – а, глядишь, он уже подругу твою под
локоток да за полужопицу в ванную тащит (не иначе как по-французски
поговорить), и понимаешь: духовность духовностью, а гениальные догадки старого сатира Фрейда никто не отменял… Физиология! Мне
в жизни повезло: она – жизнь то бишь – дала мне возможность в считанные
годы набраться драгоценного опыта, чтоб в человеках правильно разбираться. Начал я с основ – санитаром морга то есть.
Когда
наш патологоанатом Андрей Кузьмич, или просто Кузьмич, как он сам велел
себя называть после выпитых с ним на пару в первый же мой рабочий день
трёхсот миллилитров медицинского спирта…так вот, когда Кузьмич вскрыл
при мне десятка два-три трупов, открылось мне, что и мужчины, и женщины,
и молодые, и старые, и по естественным причинам умершие, и насильно
умерщвлённые – все устроены под одну природную копирку. Всё у всех одинаковое:
лёгких – два, сердце – одно и кишечник – длинный-длинный. Разве что
женские и мужские причандалы несколько отличаются – так тут и спорить не о чем. В
юности мне частенько разные умники лапшу на уши вешали – тем более, что
уши у меня подходящие – лопухами («лопухообразные», как называла в детстве
их моя интеллигентная мама, утешая своё страдающее от насмешек
сверстников дитя). Я был довольно любознательным мальчиком, и поначалу
меня завораживали беседы с людьми, умевшими вставлять в разговор
разные мудрёные слова и непонятные термины. Но позже мой специфический,
прямо скажем, опыт показал мне, что за высокопарными словами и
псевдонаучной терминологией, которыми человекообразные обычно объясняют
свои поступки, почти всегда скрываются мотивы чисто физиологические. Ну,
взять хотя бы мужчину и женщину… Не, не буду сегодня разбирать эту
безграничную тему… Ну разве что пару слов себе позволю… Я уже упоминал старого
Зигги. Гениальный, надо сказать, был человек. В ту кошмарную эпоху
кромешного пуританства позволить себе разглядеть один-единственный мотив всех человеческих выгибонов – и какой! – это надо было постараться… А
сегодня я расскажу, как мне достаточно одного взгляда на случайного
прохожего, чтобы понять, что им движет – в ту или другую сторону. Я
в этом смысле, являюсь продолжателем методической линии самого Фрейда.
Но если он открыл только одну первопричину, то я к данному моменту – целых три! Не надо смеяться, я вполне серьёзно. Я называю их Большой Тройкой. Но об этом – дальше.
Я вижу, вы всё смеётесь и не очень-то верите… Ну
вот, смотрите – идёт от автостоянки мужчинка. Пальто хорошее, дорогое,
шляпа на нём, кашне – ну, все дела! Лицо такое строгое, благообразное. Брови
насупленные, губы сжатые. Идёт чётким шагом – ни быстро, ни медленно.
Ноги в почти новых ботинках широко расставляет. На вид – ответработник министерства какого или менеджер явно не очень среднего звена. Задайтесь
простым вопросиком – а чего он такой строгий, такой насупленный? Ымидж
у него такой министерский? Типа – «ноблесс оближ»? Может, он о нелёгких судьбах своей многострадальной Родины на ходу размышляет? Хрен вам! Размышляет
этот невесёлый мужчинка о… своём хроническом запоре, а не о Родине. Он
уже дня четыре собственного говна в унитазе не видал! Запор у него.
Я это за километр вижу. И ноги он не над лужами расставляет, а из-за
специфических ощущений в известном месте. И мысли у него о том – «сходит»
он сегодня или «не сходит»… Тьфу, то есть посрёт или не посрёт, если
попроще… Ой, тут дамы присутствуют? Пардон – тогда, конечно, «сходит или
не сходит… по-большому». Многие – те, которые к «запёртым» страдальцам
никогда не относились – и не подозревают, какие окаменелости этот контингент в своём кишечнике порою носит! Вы-то привыкли ежедневно облегчаться? А эти… Вот
представьте себе: вы каждый день нажираетесь, что называется, «от
пуза», а «стула», как у нас, у медиков, принято говорить нет и нет.
День, второй, третий... Напряжение – как в промежности, так и в
голове уже – постепенно нарастает… Поначалу неопытному борцу с
хроническим запором не то что бы и очень хочется «сходить», но он
же с детства помнит, что ходить «по-большому» надо вроде бы каждый
день, а тут третий день – и такая задержка! Начинаются всякие
неясные томления…Вы пробуете в туалет заходить профилактически, в
трепетной надежде, что вот сегодня всё и случится… Ан нет! Сидите
вы на унитазе, вздыхаете, фантазируете (как иной подросток на половые
темы фантазирует), что вот что-то там в жопе… ой, пардон повторно!
– в заднице нечто вроде позывов ощущается. А там и позывов никаких… Я,
кстати, рекомендую в таких случаях зеркало перед унитазом повесить.
У меня дома висит такое. Посмотришь иной раз на своё удивлённое
сложившейся ситуацией лицо, да и расхохочешься – вроде как и ситуацию начинаешь легче переносить. И,
ведь что обидно – все эти «патентованные» или народные средства, о
которых «запёртые» так любят поговорить, ни черта на самом деле не
помогают. Так вот. Проходит день, другой. Третий. Четвёртый… Пятый!
Уже выпиты и разжёваны все имевшиеся у вас и соседей слабительные, уже
баба Катя, известная на район целительница, истратила на вас все
свои травки и заговоры, уже в ближайшем овощном закончились имевшиеся
запасы кураги и чернослива – а толку всё нет… Остаётся
последнее средство – клизма. Но с клизмой тоже не всё так просто.
Во-первых, далеко не каждый знает, как она ставится; во-вторых, немаловажно,
кто кому собирается эту клизму ставить? Не смейтесь, промежность –
область интимная, в нашем менталитете – своего рода табу, запрет. Я
знавал супругов, проживших вместе лет двадцать, не желавших с этой
целью лезть в очко законному партнёру. С другой какой целью – всегда пожалуйста, а с клизмой – ни-ни. Но часто и клизмы не помогают. И
вот поведение ваше начинает меняться. Вместо возвышенных мыслей о
любви, там, о сострадании, о смысле человеческой жизни, о том, «что же
будет с Родиной и с нами», вы тупо и приземлённно мусолите в
голове один вопрос: «Посру – не посру» – тьфу-ты, чёрт! – «схожу – не
схожу…по-большому». Ну, а уж самый цимес для «запёртого» – апофегей,
так сказать – это каловый камень. Каловый камень, скажу я вам – это
что-то… Иной раз до хирургического вмешательства дойти может. Но чаще его пытаются сами страдальцы выковыривать. Чем-чем… Пальцем, твою мать! У меня самого моя самостоятельная практика, можно сказать, с такого случая началась. Санитар?
Ну и что, что всего лишь санитар! Вы думаете, санитар мало чего стоит?
Да у меня практического опыта поболее, чем у иного сопливого зав.отделением! Ну,
так вот. На третий месяц моей работы в нелёгкой должности санитара
нашего больничного морга, я в качестве подработки стал брать дежурства
в другом отделении, в гастроэнтерологическом. С «кишечниками», как
называл Кузьмич больных этого отделения работать было не очень приятно,
но… интересно. Живые люди, всё-таки, не трупы. Мама моя не
преминула сообщить об этом всем родственникам и соседям. Я вообще-то в
такой рекламе и не нуждался – не затухли ещё переживания по поводу
моего исключения из мединститута, и я тогда своего санитарского
статуса, можно сказать, стеснялся… Ну, об этом как-нибудь в другой раз…
Узнал
как-то о моей новой работе и мой дядька – Константин Григорьевич. Ну,
то есть не совсем дядька… Это был второй муж маминой младшей сестры – тёти
Вали. Брак этот вся родня наша считала очень удачным, так как
Константин Григорьевич занимал уже тогда серьёзный пост в одной
нефтегазовой компании. Нового родственника все побаивались: он и
впрямь всегда держался с большим достоинством и серьёзностью, да и сам,
похоже, не очень-то стремился к тесному общению с новой роднёй. Поэтому, когда он мне сам позвонил, я очень удивился… «У меня, – говорит, – к тебе деликатное дело, Анатолий. Заходи сегодня к нам вечером». Я
голову за день сломал, что за дело может быть ко мне у моего
новоявленного родственничка. Прихожу. Он меня встречает в халате,
физиономия очень кислая. Тёти Вали дома нет. Он меня спрашивает:
«Ты же вроде в гастрологическом отделении работаешь?» Санитаром,
смущённо уточняю я. «Ну, мне, – говорит, – всё равно, мне с моей
деликатной просьбой больше обратиться не к кому. Понимаешь, Анатолий…
Ты знаешь, кстати, что такое каловый камень?» Слыхал, говорю. Он
продолжает: «Я давно страдаю…м-м-м…запорами. И, похоже, у меня
образовался этот самый…каловый камень. Поможешь?» Я опешил. «Каким
образом, – спрашиваю. – Не проще ли к врачу обратиться?» Он морщится,
отвечает: «Мне завтра срочно в министерство надо вылетать. Некогда мне по поликлиникам сейчас шляться. Помоги, прошу. Я и Валентину ради такого случая из дома отослал». Делать
нечего, соглашаюсь. С одной стороны, в душе очкую, конечно. С другой,
лестно мне стало, что меня, студента-недоучку, санитара морга, такой солидный
дяденька просит медпомощь оказать. «А что делать-то нужно?» –
спрашиваю. Он краснеет так слегка и говорит: «В-общем, надо как-то этот
камень из… заднего прохода удалить. Я уже и перчатку резиновую
приготовил». У меня наверно, рожа вытянулась на эти его слова, потому
что он сразу затараторил: «Там сложного ничего нет. У меня это
как-то уже случалось. Но тогда мне… самому… удалось как-то справиться.
А в этот раз – ну никак». Пошли мы с ним в ванную. Вручает он мне
перчатку. Я тут мысленно заорал, как любил кричать наш патологанатом
Кузьмич: «Ебать мой лысый череп!» от неожиданности (К слову,
шевелюра у Кузьмича была отменная). Перчатку-то дядя мне дал
толстенную, хозяйственную – тётя Валя в таких, видимо, сантехнику
чистила. «Ты извини, – говорит, – медицинских в доме нет, а в аптеку
сбегать времени не было. Вот одну у Валентины отыскал». Ладно, надел
я перчатку (она к тому же не на ту руку оказалась). Задрал он халат
повыше, а сам, оказывается, уже и трусы снял. Я свои бровки, поползшие
было вверх, постарался нахмурить и очень серьёзно, как Кузьмич у нас
перед вскрытием любил говаривать, произнёс: «Ну-с, приступим…Что тут
у нас?». Наклонившийся Константин Григорьевич аж подпрыгнул на месте.
Разворачивается ко мне: «Слушай, Анатолий, давай без этих ваших врачебных прибауток. Я и так тут от стыда сквозь землю готов провалиться». Нет, вы подумайте, стыдится он тут! А я? Я что – каждый день в мужских жопах пальцем ковыряю?! Мужская
задница, скажу я вам, да ещё расщеперенная перед самым вашим носом –
зрелище, на мой взгляд, не для слабонервных. Я вообще «голубую» тему никогда
не просекал – не понимал, то есть. А тут ещё пальцем в неё надо лезть!
А задница у Константингригорьича была ну совсем уж не спортивного, мягко
говоря, вида…Мясистая, синевато-белая какая-то, поросшая рыжими
волосами…Б-р-р… Чувствую, у меня уже и пот по лицу струится. И рвотный рефлекс разыгрался так, что я уже не столько о деле думал, сколько, как сдержаться и на дядину попу не обделаться. Начал
я указательным пальцем потихоньку входить в анальное кольцо… Тут
Константин Григорьич к-а-а-к пёрнет! Солидно так, с брызгами! Оно и
понятно с медицинской точки зрения: я же отверстие пальцем
расширил, в образовавшуюся щёлочку спёртые газы и пощли. Паршиво
только, что на лице маски у меня не было, как положено в таких
случаях. Так что все его нефтегазовые брызги приняла на себя моя потная
и красная физиономия. В этот же момент рвота накатила так, что весь свой домашний ужин я ему на его сине-бледную задницу и вывалил. Самое
ужасное, что именно в то же мгновение за моей спиной раздался вопль
вернувшейся, видимо, тёти Вали: «Костя, чем вы тут занимаетесь!!!» Картина
и впрямь была, как говорил Кузьмич, «достойная пера Айвазовского» (он
эту фразу вставлял и к месту, и не к месту… Айвазовский-то был маринистом…),
а именно: Константин Григорьевич с рвотными массами на своей жопе, и
мой палец в ней же (себя самого предпочитаю в этой сцене даже не
представлять!)… Я, кстати, до сих пор горжусь, что даже в такой
экстремальной ситуации повёл себя, как истинный профессионал: палец-то
я из дядиного зада, несмотря ни на что, не вытащил! Это знаете,
как известный рефлекс хирурга: операционный стол валится, а хирург
поднимает руки вверх. Я, правда, делал как раз наоборот, но и случай-то был специфический! Сложись жизнь по-другому – быть бы мне хирургом… Опущу
для краткости те напряжённые полтора часа с объяснениями, истерикой
двух участников событий (лично я был спокоен, как скала), которые последовали за этой неприятной сценой… Короче
говоря, после того, как тётю Валю мы отпоили валерьянкой, я созвонился
с дежурным врачом нашего отделения, и Константин Григорьевич с его помощью благополучно тем каловым камнем разрешился…
Физиология и… физиология – вот что движет людьми. Самая примитивная физиология. Голова здесь – орган второстепенный… Что, не очень верится? Поживёте с моё, и не такое узнаете… Я
«запёртых» в любой толпе в момент отличаю. Хмурые они все, недовольные.
В метро место никому не уступят – жо… – дамы не ушли? – задницы свои греют. И вы знаете, по моим наблюдениям, в последнее время как-то больше их стало. Многие, многие запором маются. Как
и тот мужчина в дорогом пальто, который со стоянки шёл… Почему я так
уверен? Так это дядя мой был – Константин Григорьевич. Но я и без него свою теорию обосновать могу! …Истинно
говорю, запор – это первый элемент той моей Большой Тройки, помните? Но
об остальных двух – потом. Пора нам и работой заняться…
|